Доживи Будда Шакьямуни до наших дней, он бы, возможно, совсем не удивился тому, что мы, его последователи, так непримиримо разделились на группы и клики, и это привело к сектантству и конфликтам. В стране, откуда я родом, люди едва ли считают то, чему учат тайские буддисты, подлинной Буддадхармой. И, само собой разумеется, они считают тайский буддизм низшей формой буддизма, в то время как «свой» буддизм — высшей. В стране, откуда я родом, вряд ли кто-то догадывается, что вторая по продолжительности после Индии линия буддизма находится в Китае. Китай был сосудом и покровителем буддизма не одно столетие, но в стране, откуда я родом, Китай ассоциируется только с Мао Цзэдуном.
Я родился в этой стране в сильном клане. Мой отец — из семейства ньингмапинцев, а мать — из кагьюпинцев. Но так вышло, что карма припасла для меня еще кое-что. Долгое время меня не покидает чувство принадлежности к Кхон — а это совершенно другой клан, семейство Сакья.
Некоторые могут подумать, что я испытываю такую близость с Сакья, потому что предположительно сам я — тулку монастыря Дзонгсар, который в итоге стал монастырем Сакья. Но это не так. Все из-за этой породы Кхон. К тому же мне просто нравится слово «Кхон». Оно кажется мне очень привлекательным, во многом из-за того, что оно означает «обида». Говорят, что Кхоны появились на поле битвы после войны между небожителями и демонами — ракшасами. Наставник, сопровождавший меня во время первого визита к семейству Кхон, неистовствовал по их поводу, заявляя, что они небесные создания, которые пошли по кривой дорожке. Некоторые из семейства Кхон никогда не закрывают глаз во время сна — унаследованное свойство, напоминающее об их небесном происхождении.
У Кхонов есть и другие выдающиеся черты — цвет кожи, особые позы, то, как они носят серьги, как расчесывают волосы на прямой пробор, иногда заплетая их в косы с разноцветными нитями и скручивая на макушке. Совершеннейшая классика. Вряд ли в поведении и проявлениях этой породы хоть что-то поменялось со времен царя Трисонга Децена.
Мое первое воспоминание о 41-м Кьябдже Сакья Тризине связано с Дехрадуном — мне было девять или десять лет, а ему, наверное, двадцать с чем-то. Именно Кьябдже Сакья Тризин, как я уже упоминал в одном из предыдущих эпизодов, признал меня как тулку. Впоследствии я учился в колледже Сакья, который он основал в 1972 году, и мне посчастливилось получить у него множество тантрических посвящений. Когда я впервые встретил его, Кьябдже Сакья Тризин сидел в тускло освещенном храме центра Сакья (который на самом деле был просто брезентовым шатром) — среди всех этих бордовых одеяний единственная фигура, одетая в белое. Я не мог понять, кем было это существо на троне — женщиной или мужчиной. У меня было чистое, невинное принятие того, что он мог быть одновременно и тем, и другим. Хотелось бы мне сохранить эту невинность и по сей день. Увы, я вырос из своего детства и теперь могу воспринимать его лишь как мужчину, хотя стремлюсь выйти за пределы этого восприятия. Он сидел на троне и давал посвящения, и меня заворожил его особый прием стука в дамару — с легчайшим вращением. Позже я пытался имитировать этот его изысканный стиль.
Моя очарованность внешностью Кхонов, как и мое восхищение самим явлением накпа [1] в целом, сохраняются по сей день. Родившись в соответствующей семье, я был хорошо знаком с тем, как выглядят йогины. Но безупречная, безукоризненная, величественная, изысканная харизма Кьябдже Сакья Тризина, а также 11-го Минлинга Тричена ярко выделяется на фоне всех прочих йогинов, среди которых я вырос. Возможно, причина в том, что Сакья Тризин и Минлинг Тричен — двое из последних оставшихся йогинов накпа, ДНК которых можно отследить до эпохи Гуру Ринпоче. Читая истории о Гуру Ринпоче и царе Трисонге Децене в окружении йогинов и представляю их в монастыре Самье, образы Сакья Тризина и Минлинга Тричена служат мне опорой. И тогда легко представить себе, как могли выглядеть те ребята.
Кьябдже Сакья Тризин — не только великий наставник, но еще и радушный и добросердечный хозяин, рядом с которым всегда чувствуешь себя как дома. В юности я провел много времени в доме Кьябдже Сакья Тризина. Он, бывало, настаивал, чтобы мы вместе обедали и ужинали, и обычно сидел на стуле или иногда на маленьком троне в окружении всей семьи. Слуги выносили блюда, одно за другим. Некоторые были родом из Цанга и обладали особой элегантностью. Они были любезны, вежливы, скромны и очень наблюдательны, словно дворецкие королевских семей. У него был один из лучших поваров, чьим фирменным блюдом были пухлые момо и амдоский хлеб. Я пытался учиться у него, и именно он рассказал мне о существовании пекарского порошка.
Мне достало заслуг познакомиться с тетей Кьябдже Сакья Тризина, и благодаря ей я почувствовал себя здесь своим. Среди моих ежедневных практик было много ньингмапинских молитв, и, бывая среди Сакья, чувствовал я себя неловко. Но услышав, как его тетя читает те же ньингмапинские молитвы, оставаясь при этом Кхон, Сакья, я почувствовал себя лучше. Она вдохновляла и подкрепляла во мне уверенность, а ее молитвы свидетельствовали, что клановость не чрезмерно влияет на старшее поколение.
Одно из моих любимейших воспоминаний, связанных с Кьябдже Сакья Тризином, — о том, как он взял меня и еще одного сопровождающего на прогулку по Эстли-холл, главной дороге в Дехрадуне, и заказал нам чай в чайной лавке. Казалось бы, все так обыденно. Ему всегда было интересно узнать все обо всем. Даже теперь, когда мы разговариваем, наши беседы всеобъемлющи, он очень любознателен. В ряду всех великих мастеров, с которыми мне довелось познакомиться, включая 16-го Кармапу и Дуджома Ринпоче, Кьябдже Сакья Тризин — из тех немногих, кто не отстает от времени, читает газеты и журналы. Помню, давным-давно ему доставляли домой еженедельно журнал «Ньюзуик», когда о понятии «подписка» еще толком никто не слыхивал.
Но, при всем интересе к мирскому, есть в нем и некое иномирное свойство. Мы живем в пору, когда высоко ценятся рациональное мышление и логика, но не притворяемся ли мы, желая, чтобы все было таким логичным? Ведь когда происходит что-то чудесное, нечто внутри нас наполняется счастьем.
Логика не обязательно соответствует естественному ходу бытия; скепсису к чуду мы учимся. Тем не менее мы гордимся своим скептицизмом. Именно из-за него чудо и сила благословений не способны зародиться в наших узких рациональных умах. Для тех, кому посчастливилось хотя бы попытаться превозмочь рациональные ограничения, Кьябдже Сакья Тризин — воплощение этих благословений и чуда. Поэтому его присутствие чрезвычайно важно. Если слишком следуете логике, вы застреваете и ходите кругами внутри некого ограниченного участка — подобно коту, у которого еда привязана к хвосту. Разум — привязь, удерживающая вас на этом участке, она не дает вырваться за его пределы.
Я знал Кьябдже Сакью Тризина, когда он был молод и еще не женат, и даже тогда не возникало сомнения, что он особенный. На него возлагалось столько надежд на продолжение линии и ожиданий, что он станет отцом. Я знал его будущую жену, Дангмо Гьялунг Ченмо, еще до того, как они встретились и поженились. Она из семьи Хочоцанг, дочь глубоко почитаемого аристократа — врача, считавшегося одним из лучших в Дерге. Хочо Аньям был также великим каллиграфом. Он, как и все семейство Хочоцанг, был предан Кхьенце Чокьи Лодро, и, полагаю, причиной, почему он решил жить в изгнании в Сиккиме, был переезд Кхьенце Чокьи Лодро в Гангток.
Гьялунг Ченмо часто заходила в Кхьенце Лабранг в Гангтоке, — где я жил, — чтобы обжарить ячмень или за какой-нибудь другой хозяйственной надобностью. Мы обращались с ней так же, как с любым другим обычным человеком. Шли годы, и она стала супругой Кьябдже Сакьи Тризина, а затем появился Ратна Ваджра Ринпоче, а за ним Гьяна Ваджра, и теперь у них обоих уже есть дети, внуки Кьябдже Сакьи Тризина.
Кьябдже Сакья Тризин с сестрой Джетсун Кушокла, двумя сыновьями, Его Святейшество 42-й Сакья Тризин Ратна Ваджра Ринпоче и Дунгсе Гьяна Ваджра Ринпоче и его внучка Джецунма.
Недавно он совершил нечто необычайно революционное и провидческое — передал трон Сакья следующему поколению, своему сыну, одному из преемников линии Сакья Ратне Ваджре Ринпоче, 42-му Сакье Тризину.
Размышляя о своей человеческой жизни, проведя полстолетия в наше несравненное время, — когда более 1800 единиц атомного оружия находятся в состоянии полной боеготовности, когда тают арктические льды, и бесчисленное количество людей голодают и воюют, — и думая том, что я пробыл на земле с существами, подобными Сакье Тризину, не миг и не два, а узнавая его на разных этапах жизни, я считаю себя невероятно удачливым.
[1] практикующий в миру, йогин.
Recent Comments